Огненный суд [Литрес] - Эндрю Тэйлор

– Сядьте, – сказал он, оглядывая меня. – Богом клянусь, вы выглядите еще хуже, чем прежде. А где ваш парик?

– В Темзе, сэр. Благодарю вас…

– Мог бы догадаться. Вам нужен новый. На этот раз вы сами за него заплатите.

Я гадал, как мне это удастся сделать.

Уильямсон фыркнул:

– Не знаю, чем вы занимались в среду, но весь город об этом говорит. И двор. Полмоста сгорело. Джентльмен убит служанкой, которую в свою очередь убил камергер стула. Леди Лимбери выставили в плачевном виде на публике. Или еще того хуже. Боже правый, какая неразбериха!

– Да, сэр, – сказал я.

– А эта история в Пожарном суде тем же утром. Представить не могу, что скажет отец ее светлости, когда узнает все. У сэра Джорджа Сайра много друзей при дворе, и он обожает свою дочь. – Уильямсон издал гортанный звук, с которым могло сравниться только рычание собаки. – Слава Всевышнему, никто не понял, что вы мой человек. Вы упомянуты в двух отчетах о случившемся, но без имени. – Он замолк. Мои глаза привыкали к свету. К своему изумлению, я увидел, что он улыбается. – Итак, – продолжил он. – С Божьей помощью все вышло хорошо. Или выйдет. Лимбери посрамлен и выдворен из спальни его величества. Они с женой уже покинули город. Король раздосадован на Чиффинча. Это ненадолго, но милорд Арлингтон считает это чрезвычайно удобным в данный момент.

Я почувствовал, как меня охватил гнев. Для Уильямсона все это – убийства, страдания людей – свелось к схватке за власть и влияние на короля на внутренних лестницах Уайтхолла.

– Но, сэр, – сказал я, – есть ведь убийства.

– Вы говорили, что в них повинен Громвель. В таком случае хорошо, что он мертв. Для всех нас. Служанка оказала нам услугу.

– Возможно, он не убивал Селию Хэмпни.

Он нахмурился:

– Вы говорили, ее убили в его комнате.

– Да, но…

– Тогда кто мог это сделать?

Я открыл рот и задумался. Каинова печать. Но что это означает? И хотел ли я объяснять, какую роль сыграл в этом мой отец, что я скрывал так долго? Я сказал:

– Не могу сказать с уверенностью, сэр. Я лишь имел в виду, что у нас нет доказательств, что это сделал он. Уверен, он помогал вынести тело, но…

– Конечно же, у нас есть доказательство, – перебил меня Уильямсон. – Вы говорите, она была убита в комнате Громвеля. Вы также говорите, что он вынес тело и оставил его на растерзание зверям на руинах. Вы ведь не станете оспаривать тот факт, что, опасаясь разоблачения, он убил Челлинга и служанку?

Он замолчал, и это был мой последний шанс. Я им не воспользовался.

– Конечно же, Громвель убил ее, как и остальных, – сказал он. – Доказательства, которые у нас есть, убедят судью и присяжных. – (Я склонил голову.) – Ступайте, Марвуд, – сказал Уильямсон доброжелательно. – Кстати, король отказался подписывать приказ, который ему подсунул Чиффинч.

Я поднял голову:

– Какой приказ, сэр?

– Приказ о лишении вас должности секретаря в Совете красного сукна. Либо хотел насолить Чиффинчу, либо он к вам расположен. Правда, не знаю с чего бы. В любом случае должность остается за вами. – (Я смотрел на него непонимающе, потом смысл его слов стал до меня постепенно доходить.) – Ступайте домой, – сказал Уильямсон. – Распоряжусь, чтобы ваше жалованье было выплачено, как обычно. Восстанавливайте здоровье и приводите себя в надлежащий вид. Потом возвращайтесь к работе.

И он удалился, ни разу не обернувшись.

Глава 52

В таверну с Сэмом – бедняга заслужил вознаграждение за свои услуги и мой дурной нрав – и потом домой, по воде.

Кэт Ловетт ждала меня в гостиной. Она болтала с Маргарет, а из кухни доносились ароматы еды.

Я был рад наконец сесть, хотя чувствовал себя лучше, чем ожидал. Возможно, эль, выпитый на Кингс-стрит, частично притупил боль. Он также помог справиться с жаждой. Мне был нужен лауданум, но до сих пор я держал слово, данное себе ночью.

– Мистер Хэксби послал меня передать вам деньги, – сказала Кэт. – Тут не все, но значительная часть.

Она положила на стол маленький сверток. Я оставил его лежать там. Я был рад деньгам. Хоть Уильямсон и обещал выплатить жалованье, наличность была у меня на исходе.

– Десять фунтов, – сказала она. – Он просит расписку, – добавила она торопливо, словно защищаясь от обвинения, которое я даже не собирался выдвигать. – Поэтому я ждала вашего возвращения.

– Мне нужны бумага и перо.

Но Маргарет сказала, что обед будет испорчен, если она не принесет его сейчас, и я велел ей подавать. Я не говорил ей ни слова, но она решила, что, во-первых, Кэт останется обедать со мной, а во-вторых, Кэт больше не считается просто еще одной служанкой.

Когда еда была на столе, они с Сэмом ушли, и мы остались вдвоем. Кэт и я сидели напротив друг друга. Сначала мы ели и пили молча, ища прибежища в еде. Из-за бинтов на руке я ел медленно и неопрятно. Она старалась на меня не смотреть. Она выглядела еще более беспокойной, чем обычно, ерзала на стуле и озиралась по сторонам. Я знал, что она должна винить меня в том, что с ней приключилось в среду и что я, по сути, втянул ее в дело Пожарного суда.

Когда молчать дольше было уже невозможно, мы заговорили как вежливые незнакомцы, пространно справляясь о здоровье друг друга. Но вскоре тема была исчерпана.

– Маргарет говорит, вы утром были в Уайтхолле, – сказала она, прерывая вторую паузу, которая стала еще более неловкой, чем первая.

Я рассказал ей о разговоре с Уильямсоном.

– Это закончено? – спросила Кэт. – Все это?

– Думаю, да. – Помимо воли моя рука коснулась рубцов на щеке. – Во всяком случае, для Уильямсона и Чиффинча. И для других при дворе.

– К лучшему, сэр, не так ли? Вы купите новый парик, и мы сможем продолжать жить своей жизнью до конца дней.

– А мой отец?

– А что ваш отец? – Кэт не имела привычки стесняться в выражениях или говорить банальности. – Его не вернуть.

– Я вам не все рассказал. По словам подметальщика, после того как его переехала телега, перед смертью он спросил, где грач.

– Грач? – Она смотрела на меня непонимающе. – Птица? Или извозчик? Или батрак?

– Он так называл юристов. Думаю, из-за черного оперения. И из-за того, что считал, что его обманули и лишили как свободы, так и привычной жизни. Он сказал, что Клиффордс-инн была их гнездовьем. Местом, где собирались грачи.

– И поэтому вы думаете, один